Bureau: Designic
Ph: Iwan Baan
Geo: SPB, RU
Geo: Naoshima, JP
Поводом для интервью стал разговор о музее M+ в Гонконге, интересно, что Аня в этот момент находилась в Японии — и само совпадение географии как будто задало тон нашей беседе: от различий в визуальной культуре Запада и Востока мы быстро перешли к куда более широким темам.
Что делает пространство живым? Почему искусство важно не только в музее, но и в офисе? Как проектировать от эмоции, а не от функции? Мы поговорили об этом с Аней — дизайнером, коллекционером и автором проектов, в которых современное искусство становится неотъемлемой частью среды.
Моя мечта — работать с пространствами, где эмоции от искусства важнее функции.
G: Аня, расскажите чем вы занимаетесь.
A: Я основатель и креативный директор студии DESIGNIC. Мы c командой занимаемся общественно-деловыми интерьерами, проектируем офисы, коворкинги и даже школы. В общем, создаем идеальную среду в рабочих прострнаствах, где мы все проводим бОльшую часть своей жизни. Кстати, это весьма недооценённый сегмент с точки зрения комфорта человека. Наша миссия — трансформация деловой и общественной среды во вдохновляющие и функциональные пространства.
G: Вы ещё говорили, что коллекционируете искусство.
A: Да, это, пожалуй, вторая страсть. Я давно начала — ещё до того, как стало модно. И как раз через формирование собственной коллекции возник особый интерес к музеям современного искусства — именно как к пространствам. Не просто место, где представлены экспонаты, а среда, которая взаимодействует с человеком.
G: Один из методов проектирования, который вы транслируете — это проектирование от искусства. Как это устроено?
A: Все началось с прецедента) У нас был клиент — большая логистическая компания. Мы начали проектировать первый этаж — увидели, что они готовы к нестандартным решениям. Потом был второй, третий… И вот на четвёртом, все глубже погружаясь во внутренний мир клиента, мы предложили интегрировать в интерьер личную коллекцию предметов искусства владельца компании. Изучили арт объекты, поняли, где логично будет разместить ключевые работы — в каком месте произойдёт первый контакт, где будет эффект «вау». И только потом начали планировать сам офис, располагать переговорную, рабочие места и т. д.
G: То есть от эмоции?
A: Да. Эмоция первична, функция — за ней следует. Это не значит, что интерьер становится неудобным. Это значит, что он адаптирован к реальной жизни по другим принципам. Мы даже сделали QR-коды рядом с работами — сотрудники начали их сканировать, читать про авторов, обсуждать. Появилась энергия, коммуникация. Искусство стало частью среды. Это не просто декор, а нечто больше — искусство призвано мотивирировать людей как на внутренний диалог, что рождает мотивацию и амбиции, но и на сотверчество и совместную успешную работу.
G: Это единичный случай или регулярная практика?
A: Потихоньку обучаем клиентов. Я даже на презентациях иногда показываю: вот так будет выглядеть пространство, если вы добавите авторское искусство. Не обязательно дорогое. Главное — настоящее, живое. Так появляется характер.
G: Как обстоят дела с корпоративными коллекциями в России?
A: Пока почти нет. Всё в частных руках. А на Западе — это уже давно корпоративная норма. Банки, страховые компании, крупные корпорации — у всех есть свои весьма впечатляющие коллекции. Искусство — это же имидж, лицо компании, подчеркивающее уровень развития и ценностей. Это движение с 2х сторон — часть клиентов мы образовываем, погружаем в мир искусства, а часть выбирают нас как раз потому что уже имеют эту ценность в своей корпаративной культуре — мы говорим на одном языке.
G: Аня, а как команда реагирует на новые экспонаты в вашем офисе?
A: Реакция мои коллег — это отдельная радость. Сначала они не понимали, зачем это всё. А потом появляются обсуждения: кто автор, откуда работа, а что она значит. Кто-то смеётся, кто-то спорит. И вот в этот момент рождается насмотренность. Люди перестают бояться непонятного. Они начинают быть в диалоге с искусством. А это, по сути, и есть цель.
G: Аня, вы упомянули Японию как самую сильную точку притяжения в мире современного искусства. Что именно вас там поразило?
A: Остров Наосима. Я туда специально поехала на несколько дней. Его полностью преобразовали через искусство — там музеи, построенные Тадао Андо, есть отдельное музейное пространство под одну работу Моне. Ты босиком заходишь в бетонное здание, с естественным светом, где висит одна-единственная вещь — и от неё идёт такая энергия, что ты просто стоишь и молчишь.
G: Похоже на медитацию.
A: Именно. Никакого эпатажа. Не «сфоткать и забыть», а остаться внутри. А если жить при музее, можно ночью в пижаме пойти и посмотреть на работы, например, Сая Твомбли. Такого я больше нигде не ощущала.
G: Вы сказали, что архитектура в таких пространствах вторична. Это общая тенденция?
A: Да. Сейчас интерьер уходит в фон. Белые стены, дерево, бетон — всё сделано, чтобы дать высказываться искусству. Это чувствуется и на Западе. Например, в Цюрихе в Kunsthaus была выставка Марины Абрамович. Я пошла с мамой — и мы там поссорились, представляете. Мама не могла это воспринять как искусство. А я стою, понимаю: это мощно, это боль, это тело, это история. Сильнейшие перформансы Марины Абрамович в сдержанных интерьерах, иначе был бы перебор.
G: Вы чувствуете, что Восток начинает влиять на весь мир?
A: Очень. Запад себя чуть исчерпал. Мы стали разворачиваться к Востоку — к минимализму, к тишине, к настоящему. Даже выставки в Базеле — весь фокус сдвинулся на Иран, на Юго-Восточную Азию. Новая энергия идёт оттуда.
P. S. Пока готовился этот текст, я пытался сформулировать для себя, чем отличается музей современного искусства от классического. Разговор с Аней только укрепил ощущение, что «современное» — не про эпоху, а про диалог, эмоцию и переживание. Кажется, пора проверить это на примере Брюллова. Скоро)
@gorkjournal
Ph: Iwan Baan
Geo: SPB, RU
Geo: Naoshima, JP
Поводом для интервью стал разговор о музее M+ в Гонконге, интересно, что Аня в этот момент находилась в Японии — и само совпадение географии как будто задало тон нашей беседе: от различий в визуальной культуре Запада и Востока мы быстро перешли к куда более широким темам.
Что делает пространство живым? Почему искусство важно не только в музее, но и в офисе? Как проектировать от эмоции, а не от функции? Мы поговорили об этом с Аней — дизайнером, коллекционером и автором проектов, в которых современное искусство становится неотъемлемой частью среды.
Моя мечта — работать с пространствами, где эмоции от искусства важнее функции.
G: Аня, расскажите чем вы занимаетесь.
A: Я основатель и креативный директор студии DESIGNIC. Мы c командой занимаемся общественно-деловыми интерьерами, проектируем офисы, коворкинги и даже школы. В общем, создаем идеальную среду в рабочих прострнаствах, где мы все проводим бОльшую часть своей жизни. Кстати, это весьма недооценённый сегмент с точки зрения комфорта человека. Наша миссия — трансформация деловой и общественной среды во вдохновляющие и функциональные пространства.
G: Вы ещё говорили, что коллекционируете искусство.
A: Да, это, пожалуй, вторая страсть. Я давно начала — ещё до того, как стало модно. И как раз через формирование собственной коллекции возник особый интерес к музеям современного искусства — именно как к пространствам. Не просто место, где представлены экспонаты, а среда, которая взаимодействует с человеком.
G: Один из методов проектирования, который вы транслируете — это проектирование от искусства. Как это устроено?
A: Все началось с прецедента) У нас был клиент — большая логистическая компания. Мы начали проектировать первый этаж — увидели, что они готовы к нестандартным решениям. Потом был второй, третий… И вот на четвёртом, все глубже погружаясь во внутренний мир клиента, мы предложили интегрировать в интерьер личную коллекцию предметов искусства владельца компании. Изучили арт объекты, поняли, где логично будет разместить ключевые работы — в каком месте произойдёт первый контакт, где будет эффект «вау». И только потом начали планировать сам офис, располагать переговорную, рабочие места и т. д.
G: То есть от эмоции?
A: Да. Эмоция первична, функция — за ней следует. Это не значит, что интерьер становится неудобным. Это значит, что он адаптирован к реальной жизни по другим принципам. Мы даже сделали QR-коды рядом с работами — сотрудники начали их сканировать, читать про авторов, обсуждать. Появилась энергия, коммуникация. Искусство стало частью среды. Это не просто декор, а нечто больше — искусство призвано мотивирировать людей как на внутренний диалог, что рождает мотивацию и амбиции, но и на сотверчество и совместную успешную работу.
G: Это единичный случай или регулярная практика?
A: Потихоньку обучаем клиентов. Я даже на презентациях иногда показываю: вот так будет выглядеть пространство, если вы добавите авторское искусство. Не обязательно дорогое. Главное — настоящее, живое. Так появляется характер.
G: Как обстоят дела с корпоративными коллекциями в России?
A: Пока почти нет. Всё в частных руках. А на Западе — это уже давно корпоративная норма. Банки, страховые компании, крупные корпорации — у всех есть свои весьма впечатляющие коллекции. Искусство — это же имидж, лицо компании, подчеркивающее уровень развития и ценностей. Это движение с 2х сторон — часть клиентов мы образовываем, погружаем в мир искусства, а часть выбирают нас как раз потому что уже имеют эту ценность в своей корпаративной культуре — мы говорим на одном языке.
G: Аня, а как команда реагирует на новые экспонаты в вашем офисе?
A: Реакция мои коллег — это отдельная радость. Сначала они не понимали, зачем это всё. А потом появляются обсуждения: кто автор, откуда работа, а что она значит. Кто-то смеётся, кто-то спорит. И вот в этот момент рождается насмотренность. Люди перестают бояться непонятного. Они начинают быть в диалоге с искусством. А это, по сути, и есть цель.
G: Аня, вы упомянули Японию как самую сильную точку притяжения в мире современного искусства. Что именно вас там поразило?
A: Остров Наосима. Я туда специально поехала на несколько дней. Его полностью преобразовали через искусство — там музеи, построенные Тадао Андо, есть отдельное музейное пространство под одну работу Моне. Ты босиком заходишь в бетонное здание, с естественным светом, где висит одна-единственная вещь — и от неё идёт такая энергия, что ты просто стоишь и молчишь.
G: Похоже на медитацию.
A: Именно. Никакого эпатажа. Не «сфоткать и забыть», а остаться внутри. А если жить при музее, можно ночью в пижаме пойти и посмотреть на работы, например, Сая Твомбли. Такого я больше нигде не ощущала.
G: Вы сказали, что архитектура в таких пространствах вторична. Это общая тенденция?
A: Да. Сейчас интерьер уходит в фон. Белые стены, дерево, бетон — всё сделано, чтобы дать высказываться искусству. Это чувствуется и на Западе. Например, в Цюрихе в Kunsthaus была выставка Марины Абрамович. Я пошла с мамой — и мы там поссорились, представляете. Мама не могла это воспринять как искусство. А я стою, понимаю: это мощно, это боль, это тело, это история. Сильнейшие перформансы Марины Абрамович в сдержанных интерьерах, иначе был бы перебор.
G: Вы чувствуете, что Восток начинает влиять на весь мир?
A: Очень. Запад себя чуть исчерпал. Мы стали разворачиваться к Востоку — к минимализму, к тишине, к настоящему. Даже выставки в Базеле — весь фокус сдвинулся на Иран, на Юго-Восточную Азию. Новая энергия идёт оттуда.
P. S. Пока готовился этот текст, я пытался сформулировать для себя, чем отличается музей современного искусства от классического. Разговор с Аней только укрепил ощущение, что «современное» — не про эпоху, а про диалог, эмоцию и переживание. Кажется, пора проверить это на примере Брюллова. Скоро)
@gorkjournal